![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
gekseldreamОригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
philologist в Рудольф Штайнер. Теософия и Апокалипсис. Вводная лекция. Часть 1
philologist в Рудольф Штайнер. Теософия и Апокалипсис. Вводная лекция. Часть 1Открытая лекция о Духоведении, Евангелии и будущем Человечества в качестве введения к циклу из 12 лекций о Теософии в связи с Апокалипсисом. Часть 1.
17 июня, 1908 г., Нюрнберг
Осенью настоящего года Нюрнберг может праздновать прекрасный столетний юбилей, ибо в 1808 г. этот город принял в свои стены одного из величайших немецких гениев, одного из тех немецких гениев, о которых нынче, правда, не очень много говорят, работы которого еще менее понимают, но который будет иметь, когда он наконец будет понят, очень большое значение для будущей человеческой духовной жизни. Его, конечно, трудно понять, и поэтому пройдет еще некоторое время, пока люди снова будут его постигать. Осенью 1808 г. Гегель был назначен Директором гимназии в Нюрнберге.
Гегель высказал одну мысль, которую мы, быть может, именно сегодня смеем поставить в виде руководящего изречения в самом начале наших рассмотрений. Он сказал: «Глубочайшая мысль связана с образом Христа, историческим и внешним. И великое в христианской религии заключается в том, что каждая степень сознания может ее понять в ее внешности и ее историчности, но что одновременно она побуждает к глубочайшим работам в жизни духа, к глубочайшему проникновению. Для каждой ступени образования христианская религия понятна и в то же время она является побудительной силой для глубочайшей мудрости». Это слова Гегеля — немецкого философа.
Что христианская религия, что проповедь Евангелия понятна для каждой ступени сознания, это показал нам период времени, который исчисляется уже почти тысячелетиями. Что она побуждает к глубочайшим мыслям, к глубочайшему проникновению в учения мудрости человечества вообще — показать это будет одной из задач теософского духовного течения, духоведения, когда оно будет охвачено в правильном смысле, в его самых внутренних импульсах и станет господином человеческой жизни. Сегодняшнее рассмотрение было бы ошибочно понято, если бы кто–нибудь подумал, что теософия, или духоведение, в каком бы то ни было отношении является новой религией, хочет установить какое бы то ни было новое религиозное исповедание на место старого. Можно бы сказать даже, во избежание ложного понимания: если когда–нибудь теософия будет правильно понята, тогда станет ясно, что теософия как таковая, хотя и является крепчайшей, вернейшей опорой религиозной жизни, но сама по себе она не религия и поэтому никогда не будет противоречить какой бы то ни было религии. Ведь это нечто совершенно иное, что она может стать орудием для объяснения глубочайших мудростей и истин, а также самых серьезных и жизненных тайн религии и привести к пониманию их.
Для того чтобы охарактеризовать связь теософии с документами той или иной религии (а сегодня мы будем иметь дело с религиозными документами христианства), можно сделать следующее сравнение: теософия относится со своей стороны к религиозным документам так, как математическое учение к тем документам, которые в течение исторического развития человечества возникли вообще в виде математических учебников и книг. У нас есть, например, старая книга, которую, собственно, ближе освоить может лишь сведущий в математике историк: это геометрия Евклида. Она впервые содержит в форме преподавания те сведения из математики и геометрии, которым дети обучаются теперь в школе. Но как мало из этих детей будут сознавать то, что все, чему они обучаются в отношении параллельных линий, треугольников и углов, что все это имеется в этой древней книге, что в ней эти сведения впервые были дарованы человечеству! С полным правом развивают в ребенке сознание, что эти вещи усматриваются сами собой, что когда человеческий дух напрягает свои силы и направляет их на формы пространства, то он может вникать в эти формы непосредственно, безотносительно к той древней книге.
Но тот, который, быть может, ничего не знал об этой книге и воспринял математические и геометрические учения, тот, когда он наконец познакомился с нею, будет понимать ее в правильном смысле и сумеет оценить то, что даровал человечеству тот, кто впервые предложил эту книгу его духу. Так можно охарактеризовать отношение духоведения к религиозным документам. Источники духоведения таковы, что оно не нуждается ни в каких документах, ни в каких преданиях, если оно понимается согласно его истинному импульсу. Так же, как другое знание человечества дает нам познание окружающего чувственного мира вследствие того, что человек свободно использует свои силы, так глубже лежащие, дремлющие, прежде всего в человеческой душе, духовные, сверхчувственные силы и способности дают нам познание того, что в качестве сверхчувственного, невидимого лежит в основе всего видимого.
Совершенно так же, как человек, когда он использует свои органы чувств, в состоянии воспринять то, что представляется внешним чувствам; так же, как он способен соединить и связать воспринятое со своим разумом, так человек, когда он применяет переданные ему духоведением методы, способен заглядывать, так сказать, за кулисы чувственного бытия, туда, где лежат духовные причины, где работают и проявляются существа, которых физический глаз не видит, а лишь сверхчувственное зрение воспринимает, которых не слышит физическое ухо, а только сверхчувственное. Так в свободном использовании человеческих сил — хотя они у большей части современного человечества еще дремлют в качестве сверхчувственных сил — лежит источник, независимый, свободный источник духовного знания, как в свободном использовании направленных на чувственный мир сил лежит источник внешнего знания.
Но затем, когда человек каким–нибудь образом добился приобретения познаний, вводящих его в сверхчувственное, находящееся за чувственным, в невидимое, находящееся за видимым, когда он получает об этом такое же знание, каким является чувственное познание внешних предметов и явлений, тогда он может, вооруженный этим сверхчувственным знанием, так же подойти к преданию, к книгам и документам, в которых в течение всего развития людям приносились вести о сверхчувственном мире, как геометр приступает к геометрии Евклида. И тогда он испытывает их с такой же точки зрения, с какой современный геометр проверяет геометрию Евклида. Тогда он может признать и оценить эти документы по их истинной стоимости. И тот, кто идет этим путем, кто подходит к документам христианского благовестия действительно вооруженным познаниями о сверхчувственном мире, для того эти документы поистине не становятся менее ценными, наоборот, они являются в большем блеске, чем представлялись раньше лишь верующему чувству; они показывают, что содержат более глубокую мудрость, чем это предполагал человек до теософского познания.
Но есть еще один вопрос, который мы должны уяснить себе для того, чтобы правильно понять отношение теософии к религиозным документам. Спросим себя: кто лучше толкует геометрию Евклида — тот ли, кто может дословно перевести содержание книги и хочет его объяснить без того, чтобы сперва проникнуть в смысл геометрии, или же тот, кто сперва понимал геометрию и поэтому умеет найти ее и в этой книге? Представим себе отношение чистого филолога к книге геометрии Евклида, такого, который бы ровно ничего не смыслил в геометрии, сколько неправильностей получилось бы из этого, если бы он вздумал открывать смысл этой книги! Так поступали многие в отношении религиозных документов, даже те, которые, казалось бы, были призваны испытать и понять их истинный смысл. Они взялись за эти документы без того, чтобы сперва независимо от них познать что–либо о том, что можно знать о сверхчувственном. Таким образом, мы имеем в настоящее время очень тщательные объяснения религиозных документов, дающие сводку всей истории тех времен, например, о том, как именно возникли эти документы, но эти толкования вполне уподобляются объяснениям геометрии Евклида лицом, в геометрии несведущем.
Религия — и на этом мы настаиваем — есть нечто, что можно приобрести лишь тогда, когда ее рассматривают с помощью показаний, полученных теософским путем, хотя теософия может быть лишь орудием религиозной жизни, но никогда сама не может стать религией. Религия лучше всего характеризуется содержанием человеческого сердца, человеческого настроения души, той суммы ощущений и чувств, посредством которых человек воссылает лучшее, что он имеет в смысле чувствительности своей души, к сверхчувственным существам и силам. От огня этого душевного настроения, от силы этих ощущений, от рода этих чувств зависит характер религии человека, так же, как от горячего биения сердца в нашей груди, от чувства к красоте зависит то, как человек подходит к художественной картине. Содержанием религиозной жизни является, конечно, то, что мы называем духовным, сверхчувственным миром. Но совершенно так же, как эстетическо–художественное ощущение является чем–то совсем иным, чем–то, что мы называем духовным постижением внутренних художественных законов, — хотя духовное постижение их повысит восприятие искусства, — так же и та мудрость, та наука, которая вводит в духовные миры, и сама религия являются совершенно различными вещами. Эта наука делает религиозные ощущение и чувство более серьезными, более достойными, усилит и расширит их, но сама стать религией она не хочет, когда она правильно понята, хотя она и может привести к религии.
Если вы хотите теперь с этой духоведческой точки зрения понять силу и значение, смысл и дух христианского религиозного благовестия, то мы должны широко рассмотреть духовную жизнь, глубоко проникнуть в нее. Мы должны бросить взгляд на времена отдаленнейшего прошлого, другими словами, мы должны вернуться к дорелигиозным временам человечества, должны попытаться рассмотреть возникновение религии. Имеется ли в человечестве дорелигиозное время? Да, было некогда такое время на Земле, когда не существовало религии; духовная наука обязана тоже утвердительно ответить на такой вопрос, хотя и в совершенно ином смысле, чем это делает материалистическая культурная мудрость. Что означает религия для Человечества? Религия была и еще долго будет для Человечества тем, что выражает уже самое это слово. Слово «религия» означает соединение человека с его божественным, с духовным миром. И, по существу, религиозными временами являются такие, когда человек тосковал по соединению с божественным и стремился к этому, — безразлично, происходило ли это из какого–либо источника познания, или из известного ощущения, или потому, что он чувствовал, что его воля только тогда может быть сильной, когда она пронизана божественной силой.
Такие времена, когда человек, так сказать, больше в самом себе предчувствовал, чем знал что–либо внешнее, больше предчувствовал духовный мир, нежели видел его, нежели имел его в своем окружении. Это были религиозные времена нашей Земли. А до этих времен были другие, когда человек не нуждался в таком предчувствующем единении с духовно–сверхчувственным миром, по которому он тосковал; не нуждался потому, что об этом сверхчувственном, духовном мире он знал, как человек нынешнего времени знает о чувственных вещах. Нужно ли человеку свидетельство о том, что существуют камни, деревья, животные? Нуждается ли он в каком–либо документе, в каком–либо учении, которые бы свидетельствовали или давали бы ему предчувствовать существование камней, растений, животных? Нет, потому что он видит их всюду вокруг себя и поэтому не нуждается в такой религии чувственного. Представим себе человека, который бы жил в совершенно иных мирах, с совершенно иными органами чувств, органами восприятия, который бы не видел камней, растений, животных, потому что для него они были бы невидимыми; представим себе, что такому человеку была бы дана весть, посредством писания или иначе, о камнях, растениях, животных — чем бы явилось для него то, что для вас является лицезрением, опытом, непосредственным знанием, чем бы это было для него? Религией — вот чем было бы это для такого человека. Если бы в какой–либо книге стояло: существуют камни, растения, животные, — то это явилось бы религией для такого человека, так как он этого никогда не видел.
Было время для людей, когда они еще жили среди тех духовных существ и фактов, о которых им возвещают ныне религии и учения мудрости. Слово «развитие» стало нынче во многих областях мировоззрения магическим словом, но внешняя наука применяет его только к внешним чувственным фактам. Для того, кто рассматривает мир духоведческий, все, буквально все находится в развитии и прежде всего — человеческое сознание. То состояние человеческого сознания, в котором люди в настоящее время живут, посредством которого вы с момента утреннего пробуждения с помощью ваших органов чувств видите и воспринимаете чувственный мир, — это состояние сознания развилось из другого. В духоведении мы называем сегодняшнее состояние сознания «ясным дневным сознанием». Но оно развилось из прадревнего иного сознания, называемого «сумеречным образным сознанием человечества». Тут мы, конечно, возвращаемся к ранним состояниям развития Человечества, о которых внешняя антропология ничего не сообщает, и это потому, что она пользуется лишь чувственными инструментами и методами рассудка.
Она полагает, что человек прошел в древнейшем прошлом через состояния сознания, которые, собственно, те же самые, через которые проходят ныне наши животные. В прежних лекциях уже указывалось, как мы должны представлять себе с точки зрения духоведения отношение человека к животным. Никогда человек не был таким существом, каким являются нынешние животные. Он не происходит от таких существ, которые были такими, как нынешние животные. Формы развития, из которых образовался человек, показались бы, если б мы стали их описывать, совершенно непохожими на нынешних животных, которые являются как бы отставшими на более ранних ступенях развития существами, которых эти более ранние ступени развития «консервировали» и привели к отвердению. Человек перерос свои прежние ступени развития, а животные не доросли до них. Таким образом, мы видим в животном мире как бы отставших братьев человечества, но которые уже не носят больше формы этих более ранних ступеней развития. Эти последние протекали в такое время, когда Земля имела иные условия жизни, когда элементы не были распределены так, как нынче, когда человек не обладал таким телом и, тем не менее, был человеком.
Выражаясь образно, он в пределах хода развития сумел выждать со своим нисхождением вплоть до того времени, когда эта плотская материальность стала такой, что он смог развить силу нынешнего духа. Животные не сумели ждать; они затвердели на более ранней ступени, оделись плотью раньше, чем это было нужно. Поэтому они должны были отстать. Таким образом мы сможем себе представить, что человек жил при других условиях и в иных формах сознания, нежели теперь. Если мы проследим эти формы сознания в обратном порядке на тысячи и тысячи лет, мы будем находить все новые и новые. То, что мы сейчас называем логическим мышлением, интеллектом и разумом, это развилось в человечестве лишь поздно. Гораздо более мощными были те силы человека, которые в настоящее время уже понемногу исчезают, например, память. Было время, когда она была колоссально, более сильно развита, чем теперь. Благодаря возрастающей культуре разума человечества память значительно отступила на задний план. Тот, кто смотрит нынче на мир хоть сколько–нибудь видящими практическими глазами, может еще и ныне познать, что то, что говорится таким образом на основе духоведения, говорится не на ветер.
Можно было бы возразить: если это правда, тогда нынешние люди, случайно отставшие, должны были бы показать, что именно в отношении памяти они отстали меньше всего; они должны были бы также показать, что если постараться искусственно задержанным в развитии людям привить интеллектуальность, то от этого пострадает их память. Здесь, в этом городе, можно было наблюдать характерный случай такого рода. Профессор Даумер хорошо наблюдал этот случай на том загадочном человеке, который таинственным образом появился в этом городе и таким же таинственным образом умер в Ансбахе; тот самый, о котором один писатель сказал, чтобы указать на таинственное в его жизни, что когда его выносили, это был такой день, где с одной стороны на краю неба заходило солнце, а на противоположной стороне восходила луна, — вы знаете, что я говорю о Гаспаре Хаузере. Если вы оставите в стороне все «pro» и «contra», о которых говорили относительно этого случая, если вы возьмете лишь то, что было безусловно засвидетельствовано, то вы узнаете, что это найденыш, который вдруг сразу оказался на улице, которого назвали — так как не знали, откуда он пришел, — «ребенком Европы», что когда его нашли, он не умел читать и считать. В возрасте 20 лет у него не было ничего из того, что приобретается интеллектом, но замечательно то, что у него была чудная память.
Когда начали его обучать, когда в душу его проникла логика, память исчезла. Этот переход в сознании был связан также еще с чем–то иным. В нем первоначально имелась непостижимая, прямо врожденная правдивость, и именно в этой правдивости он стал все более и более заблуждаться. Чем больше его питали интеллектуальностью, тем больше исчезала правдивость. Мы могли бы не мало изучить, если бы мы погрузились в эту душу, которая была искусственно задержана в своем развитии. И для того, кто стоит на почве духоведения, вовсе не так уж необоснованно народное поверье, которому нынешние ученые не верят и которое говорит, что Г. Хаузер, когда он еще ничего не знал, еще не имел никакого представления о том, что кроме него имеются еще существа различной формы и вида, что он тогда обладал поразительным влиянием на самых свирепых животных. Дикие звери смирялись и становились совсем кроткими; из него исходило что–то, под влиянием чего зверь, яростно набрасывавшийся на всякого другого, становился кротким. Как было сказано, мы могли бы, — так как представляется такой случай, который можно понять с точки зрения духоведения, — мы могли бы глубоко проникнуть в душу этой замечательной и для многих столь загадочной личности, и вам бы представился такой случай, из которого вы могли бы усмотреть, что все то, чего нельзя объяснить с точки зрения обыденной жизни, толкуется духоведением в свете духовных фактов. Конечно, такие духовные факты могут быть получены не умозрительно, а только путем духовного наблюдения, но они понятны для всесторонне охватывающего их логического мышления.
Все это должно было быть сказано лишь для того, чтобы показать вам, как вы можете дойти до мысли о том, что нынешнее состояние сознания развилось из прадревнего иного состояния сознания, при котором человек не находился в непосредственном контакте с чувственными предметами в нынешнем смысле, зато находился в сношении с духовными фактами и существами. Тогда человек не видел физического образа другого человека, которого, впрочем, тогда в нынешней форме и не было вовсе. Когда к нему приближалось другое существо, в его душе возникало нечто вроде сновидческого образа. Смотря по его форме и окраске, этот образ показывал, было ли приближающееся существо настроено дружески или враждебно к нему. Такое сознание воспринимало духовные факты и тем самым духовный мир вообще истинно, правдиво. Так же, как человек теперь находится в общении с плотскими существами, так жил он в то время, когда он мог взирать сам на себя и был самому себе и душою, и духом среди духовных существ; они были для него наглядными.
Он был дух среди духов. Хотя он обладал лишь своего рода сонным сознанием, все же образы, которые в нем вставали, находились в живой связи с его окружением. Это было древнее время, когда человек жил еще в духовном мире, из которого он позднее спустился для того, чтобы получить чувственную плоть для соответствующего ему нынешнего сознания. Животные уже присутствовали в качестве физических существ, когда человек воспринимал еще в духовных областях. Человек тогда жил среди духовных существ, и так же, как вы сейчас не нуждаетесь ни в каких свидетельствах для того, чтобы быть убежденными в существовании камней, растений и животных, так же мало нуждался в них человек в то далекое время для того, чтобы быть убежденным в существовании духовных существ. Он жил среди духов и Богов и поэтому не нуждался ни в какой религии.
Это было безрелигиозное время. Затем человек спустился, прежняя форма сознания превратилась в нынешнюю, человек уже не видит больше витающими в пространстве краски и формы, а видит краски наложенными на поверхности чувственных вещей. В той же мере, как человек учился направлять свои внешние чувства на внешний вещественный мир, в той же мере этот внешний чувственный мир заволок, как вуаль, как великая Майя, духовный мир. И сквозь эту завесу человек должен был получить весть о духовном мире: религия стала необходимой. Но имеется также состояние между временем, предшествующим религиозному сознанию, и временем собственно религиозного сознания; есть такое промежуточное состояние. Из него возникли мифологии, сказания, повествования народов о духовных мирах.
Вы также можете подписаться на мои страницы в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
и в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
17 июня, 1908 г., Нюрнберг
Осенью настоящего года Нюрнберг может праздновать прекрасный столетний юбилей, ибо в 1808 г. этот город принял в свои стены одного из величайших немецких гениев, одного из тех немецких гениев, о которых нынче, правда, не очень много говорят, работы которого еще менее понимают, но который будет иметь, когда он наконец будет понят, очень большое значение для будущей человеческой духовной жизни. Его, конечно, трудно понять, и поэтому пройдет еще некоторое время, пока люди снова будут его постигать. Осенью 1808 г. Гегель был назначен Директором гимназии в Нюрнберге.
Гегель высказал одну мысль, которую мы, быть может, именно сегодня смеем поставить в виде руководящего изречения в самом начале наших рассмотрений. Он сказал: «Глубочайшая мысль связана с образом Христа, историческим и внешним. И великое в христианской религии заключается в том, что каждая степень сознания может ее понять в ее внешности и ее историчности, но что одновременно она побуждает к глубочайшим работам в жизни духа, к глубочайшему проникновению. Для каждой ступени образования христианская религия понятна и в то же время она является побудительной силой для глубочайшей мудрости». Это слова Гегеля — немецкого философа.
Что христианская религия, что проповедь Евангелия понятна для каждой ступени сознания, это показал нам период времени, который исчисляется уже почти тысячелетиями. Что она побуждает к глубочайшим мыслям, к глубочайшему проникновению в учения мудрости человечества вообще — показать это будет одной из задач теософского духовного течения, духоведения, когда оно будет охвачено в правильном смысле, в его самых внутренних импульсах и станет господином человеческой жизни. Сегодняшнее рассмотрение было бы ошибочно понято, если бы кто–нибудь подумал, что теософия, или духоведение, в каком бы то ни было отношении является новой религией, хочет установить какое бы то ни было новое религиозное исповедание на место старого. Можно бы сказать даже, во избежание ложного понимания: если когда–нибудь теософия будет правильно понята, тогда станет ясно, что теософия как таковая, хотя и является крепчайшей, вернейшей опорой религиозной жизни, но сама по себе она не религия и поэтому никогда не будет противоречить какой бы то ни было религии. Ведь это нечто совершенно иное, что она может стать орудием для объяснения глубочайших мудростей и истин, а также самых серьезных и жизненных тайн религии и привести к пониманию их.
Для того чтобы охарактеризовать связь теософии с документами той или иной религии (а сегодня мы будем иметь дело с религиозными документами христианства), можно сделать следующее сравнение: теософия относится со своей стороны к религиозным документам так, как математическое учение к тем документам, которые в течение исторического развития человечества возникли вообще в виде математических учебников и книг. У нас есть, например, старая книга, которую, собственно, ближе освоить может лишь сведущий в математике историк: это геометрия Евклида. Она впервые содержит в форме преподавания те сведения из математики и геометрии, которым дети обучаются теперь в школе. Но как мало из этих детей будут сознавать то, что все, чему они обучаются в отношении параллельных линий, треугольников и углов, что все это имеется в этой древней книге, что в ней эти сведения впервые были дарованы человечеству! С полным правом развивают в ребенке сознание, что эти вещи усматриваются сами собой, что когда человеческий дух напрягает свои силы и направляет их на формы пространства, то он может вникать в эти формы непосредственно, безотносительно к той древней книге.
Но тот, который, быть может, ничего не знал об этой книге и воспринял математические и геометрические учения, тот, когда он наконец познакомился с нею, будет понимать ее в правильном смысле и сумеет оценить то, что даровал человечеству тот, кто впервые предложил эту книгу его духу. Так можно охарактеризовать отношение духоведения к религиозным документам. Источники духоведения таковы, что оно не нуждается ни в каких документах, ни в каких преданиях, если оно понимается согласно его истинному импульсу. Так же, как другое знание человечества дает нам познание окружающего чувственного мира вследствие того, что человек свободно использует свои силы, так глубже лежащие, дремлющие, прежде всего в человеческой душе, духовные, сверхчувственные силы и способности дают нам познание того, что в качестве сверхчувственного, невидимого лежит в основе всего видимого.
Совершенно так же, как человек, когда он использует свои органы чувств, в состоянии воспринять то, что представляется внешним чувствам; так же, как он способен соединить и связать воспринятое со своим разумом, так человек, когда он применяет переданные ему духоведением методы, способен заглядывать, так сказать, за кулисы чувственного бытия, туда, где лежат духовные причины, где работают и проявляются существа, которых физический глаз не видит, а лишь сверхчувственное зрение воспринимает, которых не слышит физическое ухо, а только сверхчувственное. Так в свободном использовании человеческих сил — хотя они у большей части современного человечества еще дремлют в качестве сверхчувственных сил — лежит источник, независимый, свободный источник духовного знания, как в свободном использовании направленных на чувственный мир сил лежит источник внешнего знания.
Но затем, когда человек каким–нибудь образом добился приобретения познаний, вводящих его в сверхчувственное, находящееся за чувственным, в невидимое, находящееся за видимым, когда он получает об этом такое же знание, каким является чувственное познание внешних предметов и явлений, тогда он может, вооруженный этим сверхчувственным знанием, так же подойти к преданию, к книгам и документам, в которых в течение всего развития людям приносились вести о сверхчувственном мире, как геометр приступает к геометрии Евклида. И тогда он испытывает их с такой же точки зрения, с какой современный геометр проверяет геометрию Евклида. Тогда он может признать и оценить эти документы по их истинной стоимости. И тот, кто идет этим путем, кто подходит к документам христианского благовестия действительно вооруженным познаниями о сверхчувственном мире, для того эти документы поистине не становятся менее ценными, наоборот, они являются в большем блеске, чем представлялись раньше лишь верующему чувству; они показывают, что содержат более глубокую мудрость, чем это предполагал человек до теософского познания.
Но есть еще один вопрос, который мы должны уяснить себе для того, чтобы правильно понять отношение теософии к религиозным документам. Спросим себя: кто лучше толкует геометрию Евклида — тот ли, кто может дословно перевести содержание книги и хочет его объяснить без того, чтобы сперва проникнуть в смысл геометрии, или же тот, кто сперва понимал геометрию и поэтому умеет найти ее и в этой книге? Представим себе отношение чистого филолога к книге геометрии Евклида, такого, который бы ровно ничего не смыслил в геометрии, сколько неправильностей получилось бы из этого, если бы он вздумал открывать смысл этой книги! Так поступали многие в отношении религиозных документов, даже те, которые, казалось бы, были призваны испытать и понять их истинный смысл. Они взялись за эти документы без того, чтобы сперва независимо от них познать что–либо о том, что можно знать о сверхчувственном. Таким образом, мы имеем в настоящее время очень тщательные объяснения религиозных документов, дающие сводку всей истории тех времен, например, о том, как именно возникли эти документы, но эти толкования вполне уподобляются объяснениям геометрии Евклида лицом, в геометрии несведущем.
Религия — и на этом мы настаиваем — есть нечто, что можно приобрести лишь тогда, когда ее рассматривают с помощью показаний, полученных теософским путем, хотя теософия может быть лишь орудием религиозной жизни, но никогда сама не может стать религией. Религия лучше всего характеризуется содержанием человеческого сердца, человеческого настроения души, той суммы ощущений и чувств, посредством которых человек воссылает лучшее, что он имеет в смысле чувствительности своей души, к сверхчувственным существам и силам. От огня этого душевного настроения, от силы этих ощущений, от рода этих чувств зависит характер религии человека, так же, как от горячего биения сердца в нашей груди, от чувства к красоте зависит то, как человек подходит к художественной картине. Содержанием религиозной жизни является, конечно, то, что мы называем духовным, сверхчувственным миром. Но совершенно так же, как эстетическо–художественное ощущение является чем–то совсем иным, чем–то, что мы называем духовным постижением внутренних художественных законов, — хотя духовное постижение их повысит восприятие искусства, — так же и та мудрость, та наука, которая вводит в духовные миры, и сама религия являются совершенно различными вещами. Эта наука делает религиозные ощущение и чувство более серьезными, более достойными, усилит и расширит их, но сама стать религией она не хочет, когда она правильно понята, хотя она и может привести к религии.
Если вы хотите теперь с этой духоведческой точки зрения понять силу и значение, смысл и дух христианского религиозного благовестия, то мы должны широко рассмотреть духовную жизнь, глубоко проникнуть в нее. Мы должны бросить взгляд на времена отдаленнейшего прошлого, другими словами, мы должны вернуться к дорелигиозным временам человечества, должны попытаться рассмотреть возникновение религии. Имеется ли в человечестве дорелигиозное время? Да, было некогда такое время на Земле, когда не существовало религии; духовная наука обязана тоже утвердительно ответить на такой вопрос, хотя и в совершенно ином смысле, чем это делает материалистическая культурная мудрость. Что означает религия для Человечества? Религия была и еще долго будет для Человечества тем, что выражает уже самое это слово. Слово «религия» означает соединение человека с его божественным, с духовным миром. И, по существу, религиозными временами являются такие, когда человек тосковал по соединению с божественным и стремился к этому, — безразлично, происходило ли это из какого–либо источника познания, или из известного ощущения, или потому, что он чувствовал, что его воля только тогда может быть сильной, когда она пронизана божественной силой.
Такие времена, когда человек, так сказать, больше в самом себе предчувствовал, чем знал что–либо внешнее, больше предчувствовал духовный мир, нежели видел его, нежели имел его в своем окружении. Это были религиозные времена нашей Земли. А до этих времен были другие, когда человек не нуждался в таком предчувствующем единении с духовно–сверхчувственным миром, по которому он тосковал; не нуждался потому, что об этом сверхчувственном, духовном мире он знал, как человек нынешнего времени знает о чувственных вещах. Нужно ли человеку свидетельство о том, что существуют камни, деревья, животные? Нуждается ли он в каком–либо документе, в каком–либо учении, которые бы свидетельствовали или давали бы ему предчувствовать существование камней, растений, животных? Нет, потому что он видит их всюду вокруг себя и поэтому не нуждается в такой религии чувственного. Представим себе человека, который бы жил в совершенно иных мирах, с совершенно иными органами чувств, органами восприятия, который бы не видел камней, растений, животных, потому что для него они были бы невидимыми; представим себе, что такому человеку была бы дана весть, посредством писания или иначе, о камнях, растениях, животных — чем бы явилось для него то, что для вас является лицезрением, опытом, непосредственным знанием, чем бы это было для него? Религией — вот чем было бы это для такого человека. Если бы в какой–либо книге стояло: существуют камни, растения, животные, — то это явилось бы религией для такого человека, так как он этого никогда не видел.
Было время для людей, когда они еще жили среди тех духовных существ и фактов, о которых им возвещают ныне религии и учения мудрости. Слово «развитие» стало нынче во многих областях мировоззрения магическим словом, но внешняя наука применяет его только к внешним чувственным фактам. Для того, кто рассматривает мир духоведческий, все, буквально все находится в развитии и прежде всего — человеческое сознание. То состояние человеческого сознания, в котором люди в настоящее время живут, посредством которого вы с момента утреннего пробуждения с помощью ваших органов чувств видите и воспринимаете чувственный мир, — это состояние сознания развилось из другого. В духоведении мы называем сегодняшнее состояние сознания «ясным дневным сознанием». Но оно развилось из прадревнего иного сознания, называемого «сумеречным образным сознанием человечества». Тут мы, конечно, возвращаемся к ранним состояниям развития Человечества, о которых внешняя антропология ничего не сообщает, и это потому, что она пользуется лишь чувственными инструментами и методами рассудка.
Она полагает, что человек прошел в древнейшем прошлом через состояния сознания, которые, собственно, те же самые, через которые проходят ныне наши животные. В прежних лекциях уже указывалось, как мы должны представлять себе с точки зрения духоведения отношение человека к животным. Никогда человек не был таким существом, каким являются нынешние животные. Он не происходит от таких существ, которые были такими, как нынешние животные. Формы развития, из которых образовался человек, показались бы, если б мы стали их описывать, совершенно непохожими на нынешних животных, которые являются как бы отставшими на более ранних ступенях развития существами, которых эти более ранние ступени развития «консервировали» и привели к отвердению. Человек перерос свои прежние ступени развития, а животные не доросли до них. Таким образом, мы видим в животном мире как бы отставших братьев человечества, но которые уже не носят больше формы этих более ранних ступеней развития. Эти последние протекали в такое время, когда Земля имела иные условия жизни, когда элементы не были распределены так, как нынче, когда человек не обладал таким телом и, тем не менее, был человеком.
Выражаясь образно, он в пределах хода развития сумел выждать со своим нисхождением вплоть до того времени, когда эта плотская материальность стала такой, что он смог развить силу нынешнего духа. Животные не сумели ждать; они затвердели на более ранней ступени, оделись плотью раньше, чем это было нужно. Поэтому они должны были отстать. Таким образом мы сможем себе представить, что человек жил при других условиях и в иных формах сознания, нежели теперь. Если мы проследим эти формы сознания в обратном порядке на тысячи и тысячи лет, мы будем находить все новые и новые. То, что мы сейчас называем логическим мышлением, интеллектом и разумом, это развилось в человечестве лишь поздно. Гораздо более мощными были те силы человека, которые в настоящее время уже понемногу исчезают, например, память. Было время, когда она была колоссально, более сильно развита, чем теперь. Благодаря возрастающей культуре разума человечества память значительно отступила на задний план. Тот, кто смотрит нынче на мир хоть сколько–нибудь видящими практическими глазами, может еще и ныне познать, что то, что говорится таким образом на основе духоведения, говорится не на ветер.
Можно было бы возразить: если это правда, тогда нынешние люди, случайно отставшие, должны были бы показать, что именно в отношении памяти они отстали меньше всего; они должны были бы также показать, что если постараться искусственно задержанным в развитии людям привить интеллектуальность, то от этого пострадает их память. Здесь, в этом городе, можно было наблюдать характерный случай такого рода. Профессор Даумер хорошо наблюдал этот случай на том загадочном человеке, который таинственным образом появился в этом городе и таким же таинственным образом умер в Ансбахе; тот самый, о котором один писатель сказал, чтобы указать на таинственное в его жизни, что когда его выносили, это был такой день, где с одной стороны на краю неба заходило солнце, а на противоположной стороне восходила луна, — вы знаете, что я говорю о Гаспаре Хаузере. Если вы оставите в стороне все «pro» и «contra», о которых говорили относительно этого случая, если вы возьмете лишь то, что было безусловно засвидетельствовано, то вы узнаете, что это найденыш, который вдруг сразу оказался на улице, которого назвали — так как не знали, откуда он пришел, — «ребенком Европы», что когда его нашли, он не умел читать и считать. В возрасте 20 лет у него не было ничего из того, что приобретается интеллектом, но замечательно то, что у него была чудная память.
Когда начали его обучать, когда в душу его проникла логика, память исчезла. Этот переход в сознании был связан также еще с чем–то иным. В нем первоначально имелась непостижимая, прямо врожденная правдивость, и именно в этой правдивости он стал все более и более заблуждаться. Чем больше его питали интеллектуальностью, тем больше исчезала правдивость. Мы могли бы не мало изучить, если бы мы погрузились в эту душу, которая была искусственно задержана в своем развитии. И для того, кто стоит на почве духоведения, вовсе не так уж необоснованно народное поверье, которому нынешние ученые не верят и которое говорит, что Г. Хаузер, когда он еще ничего не знал, еще не имел никакого представления о том, что кроме него имеются еще существа различной формы и вида, что он тогда обладал поразительным влиянием на самых свирепых животных. Дикие звери смирялись и становились совсем кроткими; из него исходило что–то, под влиянием чего зверь, яростно набрасывавшийся на всякого другого, становился кротким. Как было сказано, мы могли бы, — так как представляется такой случай, который можно понять с точки зрения духоведения, — мы могли бы глубоко проникнуть в душу этой замечательной и для многих столь загадочной личности, и вам бы представился такой случай, из которого вы могли бы усмотреть, что все то, чего нельзя объяснить с точки зрения обыденной жизни, толкуется духоведением в свете духовных фактов. Конечно, такие духовные факты могут быть получены не умозрительно, а только путем духовного наблюдения, но они понятны для всесторонне охватывающего их логического мышления.
Все это должно было быть сказано лишь для того, чтобы показать вам, как вы можете дойти до мысли о том, что нынешнее состояние сознания развилось из прадревнего иного состояния сознания, при котором человек не находился в непосредственном контакте с чувственными предметами в нынешнем смысле, зато находился в сношении с духовными фактами и существами. Тогда человек не видел физического образа другого человека, которого, впрочем, тогда в нынешней форме и не было вовсе. Когда к нему приближалось другое существо, в его душе возникало нечто вроде сновидческого образа. Смотря по его форме и окраске, этот образ показывал, было ли приближающееся существо настроено дружески или враждебно к нему. Такое сознание воспринимало духовные факты и тем самым духовный мир вообще истинно, правдиво. Так же, как человек теперь находится в общении с плотскими существами, так жил он в то время, когда он мог взирать сам на себя и был самому себе и душою, и духом среди духовных существ; они были для него наглядными.
Он был дух среди духов. Хотя он обладал лишь своего рода сонным сознанием, все же образы, которые в нем вставали, находились в живой связи с его окружением. Это было древнее время, когда человек жил еще в духовном мире, из которого он позднее спустился для того, чтобы получить чувственную плоть для соответствующего ему нынешнего сознания. Животные уже присутствовали в качестве физических существ, когда человек воспринимал еще в духовных областях. Человек тогда жил среди духовных существ, и так же, как вы сейчас не нуждаетесь ни в каких свидетельствах для того, чтобы быть убежденными в существовании камней, растений и животных, так же мало нуждался в них человек в то далекое время для того, чтобы быть убежденным в существовании духовных существ. Он жил среди духов и Богов и поэтому не нуждался ни в какой религии.
Это было безрелигиозное время. Затем человек спустился, прежняя форма сознания превратилась в нынешнюю, человек уже не видит больше витающими в пространстве краски и формы, а видит краски наложенными на поверхности чувственных вещей. В той же мере, как человек учился направлять свои внешние чувства на внешний вещественный мир, в той же мере этот внешний чувственный мир заволок, как вуаль, как великая Майя, духовный мир. И сквозь эту завесу человек должен был получить весть о духовном мире: религия стала необходимой. Но имеется также состояние между временем, предшествующим религиозному сознанию, и временем собственно религиозного сознания; есть такое промежуточное состояние. Из него возникли мифологии, сказания, повествования народов о духовных мирах.
Вы также можете подписаться на мои страницы в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
и в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
